Мнение Родерика Лонга («Как неравенство правит нашей жизнью», C4SS, 9 января 2013) стоит процитировать целиком:

Допустим, вы забыли оплатить счета за электроэнергию… Что происходит? Ваш провайдер отключает вас, и вам, вероятно, придется заплатить дополнительную плату за услуги восстановления. А потом вы с вытянувшимся лицом видите ваш кредитный отчет.

С другой стороны, предположим, что по какой-то причине (сбои интернет-связи, повреждения линий электропередачи после шторма, или еще что-нибудь), вы страдаете из-за временного прекращения услуг от вашего провайдера. Они предлагают что-либо возместить вам? Ни шиша! И нет никакого простого пути для вас, чтобы заставить уже их смотреть с вытянувшимся лицом на кредитный отчет.

Теперь, если вы снимаете дом, взгляните на ваш арендный договор. Вы его составляли? Конечно нет. Вы и ваш арендодатель составляли его вместе? Опять же нет. Он был написан арендодателем (или адвокатом арендодателя) и наполнен в гораздо большей степени вашими обязательствами перед ним, чем его обязательствами перед вами. Он может даже содержать такие подозрительно выглядящие обороты, как «Арендатор обязуется соблюдать все дополнительные инструкции и правила, которые может время от времени предоставлять арендодатель» (что в буквальном смысле недалеко от рабского контракта). Если вы опоздали с оплатой аренды, арендодатель может назначить штрафное пени? Еще бы. С другой стороны, если он чрезмерно тянет с ремонтом канализации — можете вы недоплатить часть арендной платы за непредоставленные услуги? Просто попробуйте.

Теперь подумайте о ваших отношениях с работодателем. В теории, вы и он — свободные и равноправные лица, заключающие взаимовыгодный договор. На практике же он скорее всего расписывает ваш рабочий день поминутно в приказном порядке… Договор обеспечивает его прибыль и составлен в его пользу. Он также вправе интерпретировать его в своем ключе, в результате вы оказываетесь под гнетом правил и директив, на которые вы изначально не подписывались. И если вы попытаетесь ввести в договор новые обязательства для него, как он делает это для вас, предрекаю: вы будете, мягко скажем, разочарованы.

Это не просто примеры каких-то людей, волею случая имеющих больше власти, чем есть у вас. Это примеры того, как определенные люди систематически диктуют другим людям условия, на которых те живут, работают и взаимодействуют между собой.

Последний пример Лонга — трудовой договор — особенно показателен. Профессор Мичиганского университета Элизабет Андерсон вводит термин «феодальный контракт», чтобы описать этот договор-в-одни-ворота. Хотя в теории права вы — равная сторона в том контракте, по которому вы продаете свой труд работодателю, де-факто ваши с работодателем отношения представляют собой более добрую и мягкую версию отношений «хозяин-раб». Причина этого в том, что, как и в любых других теоретически равноправных отношениях, сторона, которая может позволить себе безболезненно выйти из игры, имеет власть диктовать условия другой стороне.

Для своего культурного воспроизводства режим государственно-корпоративного капитализма активно вкладывается в воспитание обывателей, которые либо не в состоянии воспринимать это неравенство, либо — если даже воспринимают — считают его неизбежной данностью. Если спросить, большинство людей скажут, что то, что называется «крупномасштабной экономикой» требует эффективно работающего общества, которым придется управлять посредством огромных иерархических учреждений, с каковыми все прочие люди будут вынуждены поддерживать односторонние договора.

Но это, по сути, не является ни естественным, ни неизбежным. В любом случае, утверждает Лонг, эти неравные отношения — результат преднамеренного приложения людских усилий. В любом случае, государство вмешивается в рынок, чтобы ограничить конкуренцию между поставщиками капитала, между работодателями, между дистрибьюторами проприетарной информации, а также между арендодателями, так что рыночная власть рабочих сводится к тому, что им приходится соглашаться на заработную плату, меньшую, чем произведенный полный продукт, ради того, чтобы получить рабочее место, а продавцы товаров и услуг тем временем получали бы сверхприбыли от потребителей через неэквивалентный обмен.

В любом случае, это государство выступает на стороне капиталистов, арендо- и работодателей и дает им полную власть в деле заключения контрактов, с помощью которых они в свою очередь могут диктовать условия работникам и потребителям.

На самом деле главный авторитет, опираясь на который государство позволяет себе делать все эти вещи — так называемый «общественный договор» — представляет собой пример того же самого явления. Скорее всего ни вы, ни ваши родители, ни кто-либо из ваших предков никогда не давал явного согласия подчиняться командам государства. Аргументом в пользу так называемого «общественного договора» является то, что вы, а равно и ваши родители до вас, якобы «согласились» слушаться команд государства, поскольку когда вы родились/достигли совершеннолетия, вы продолжили жить в пределах государства, вместо того чтобы собрать чемодан и уехать. Очевидный вопрос здесь, имело ли государство законное право диктовать вам подобный выбор в приоритетном порядке. Если кто-то входит в вашу гостиную и говорит: «Продолжая проживать здесь, вы соглашаетесь соблюдать все заповеди мои», он тем самым приобретает законное право на вашу покорность, если вы остаетесь?

Это очень похоже на то, как банк уведомляет вас об изменении условий «контракта» между вами так, что вы, не имея возможности прервать кредитный договор, «соглашаетесь» на подъем процентной ставки на кредитном балансе до 30 %. Государство говорит: «Эй, если вы не признаете нашей власти, могли бы собрать чемодан и эмигрировать сразу по достижении 18 лет. А если продолжаете здесь жить, ездить по нашим дорогам, и т.д., значит вы согласились на нашу власть.»

Многие политически и культурно правые либертарии инстинктивно отождествляют себя с работодателями, арендодателями и прочими провайдерами услуг. Они, на мой взгляд, действуют в корне ошибочно. Правильным подходом для любого подлинного сторонника свободного рынка было бы не защищать все то, что называется «собственность» или «договор», но только честно приобретенную собственность и добровольный договор. Те же «договора», которые отражают систематическое вмешательство государства в рынок от имени привилегированного класса — по определению не добровольные; и так называемые «свободно-рыночные либертарии», защищающие подобные «договора» — не имеют права на подобное самоназвание.

Наша стратегия как свободнорыночных либертарных левых должна заключаться в том, чтобы просветить столько людей, сколько возможно, дать им возможность проникнуть взглядом за занавес демагогии корпоративного государства о том, что якобы нынешняя система это «естественный порядок вещей и неизбежная данность». И красной нитью нашей критики этих неравноправных отношений под видом свободного договора является критика концепций, известных как «договор присоединения» и «одиозный долг». Договор присоединения — это любой договор, который связывает неравные стороны, и чьи условия диктует почти полностью сильная сторона за счет слабой. А одиозный долг — это долговой договор, подходящий под это описание. Глобальное движение за отмену государственных долгов, которому я очень симпатизирую, утверждает, что любые долги стран третьего мира, которые берут диктаторы или авторитарные правительства, неподотчетные своему народу, должны быть аннулированы как одиозный долг.

Оппозиция договорам присоединения всех видов основана на верховенстве принципа «встречного удовлетворения» в договорном праве. Сколько контрактов участвует в вашей повседневной жизни — лицензионные соглашения, разрываемые вместе с упаковкой или пропускаемые щелчком мыши, договора о кредитных картах, тарифы телефонной связи, условия предоставления услуг веб-сайтов — написанные адвокатами другой стороны километры текста, которые вы небрежно пропускаете не читая, ставя галочку или нажимая кнопку? И компании, и их юристы, составляя эти простыни, прекрасно понимают, что никто не читает этих терминов, не заботится, что они значат, и не имеет никаких намерений соблюдать то, что считает необоснованным.

Как правило, в договорном праве, один из тестов на соответствие принципу «встречного удовлетворения» — это нормальные стандарты, практики или прогнозы в отношении данного рынка. Поэтому, если стандартная практика потребителей на данном рынке, это пропустить EULA (end-user license agreement, лицензионное соглашение с конечным пользователем) или «Условия предоставления услуг» не читая и/или не намереваясь соблюдать его, то спецификации любого такого «договора» не должны подниматься на стандарт «встречного удовлетворения».

Это древний как мир моральный принцип: договоренности, принятые под давлением, недействительны. Нам всем нужно принять гораздо более критическое отношение к так называемым «договорам», которые связывают нашу повседневную жизнь, а равно и к реальной власти партий, которые с их помощью добиваются нашей покорности и покладистости. И всякий раз, там где это необходимо, мы должны сказать: «Я на это не подписывался». В некоторых случаях, однако, силы заключающих «договор» сторон крайне неравны, и что в первую очередь означает то, что открытое неповиновение не практично. В этих случаях правильной реакцией будет пассивное сопротивление: улыбаемся и киваем головой, а затем делаем то, что мы хотим, когда мы уже вне зоны видимости власть предержащих. Это, например, такие проверенные временем модели трудового сопротивления работодателю посредством прямого действия, как итальянская забастовка, японская забастовка, «работай по правилам», «работай медленно», больничный и т.д.

Самое главное — убить в наших собственных умах ту якобы легитимность этих «договоров» и «авторитетов», которой мы же их и наделили. Система зависит главным образом от молчаливого согласия и послушания со стороны большинства своих подданных. Убейте говорящее вам что и как делать внутреннее начальство в своей собственной голове, и вы убьете всю систему.