The following article is translated into Russian from the English original, written by Kevin Carson.
Несколько недель назад Джулиан Санчес (Julian Sanchez) объявил о своём намерении покинуть Институт Катона, если попытка его поглощения братьями Кох окажется успешной. Кори Робин (Corey Robin) воспользовался возможностью, чтобы пожурить либертариев за приписываемую нам несовместимость с культурой труда («Когда либертарии пойдут на работу», 7 марта 2012).
Санчес не оспаривает право братьев Кох приобрести Институт Катона, если они смогут. Он лишь критикует это поглощение как нежелательное. По его мнению, после такого поглощения он по всей вероятности не избежит ограничения своей самостоятельности и независимости новыми владельцами, и столкновения своего права искать и печатать правду с необходимостью подчиниться их политическому курсу.
Хорошо, пусть вы правы, говорит Робин. Но почему же такие либертарии как Санчес не доводят свой анализ до логического завершения? Левые постоянно критикуют не только культуру подчинения на рабочем месте, но те экономические структуры власти, от которых она зависит.
Санчес упоминает, что в своём решении он свободен от таких ограничений как ипотека или семья. «Ага!» — говорит Робин, — «вот именно!» Подавляющее большинство работников, напротив, испытывает подобные экономические трудности, впридачу к существенным различиям в способностях и благосостоянии из-за существующей системы оплаты труда, и поэтому не могут позволить себе роскошь свободно покинуть своё рабочее место у авторитарного работодателя. То есть Санчес, вроде как типичный либертарий, игнорирует то, каким образом менее привилегированные члены общества по сути принуждаются к рабскому труду вследствие существующей экономической структуры.
Кори, я хотел бы представить вас нашим либертарным левым. Я связан с довольно хорошей их частью в Центре за безгосударственное общество — мыслефабрике левого крыла рыночных анархистов, в котором я работаю научным сотрудником и комментатором новостей — и мы в значительной степени пересекаемся с другой частью в виде Альянса Либертарных Левых. Анализ тех способов, посредством которых государство вмешивается в работу рынка, чтобы укрепить власть работодателей над рабочими — это то, с чего я имею свой скромный кусок хлеба с маслом.
Как либертарии, мы не хотим ограничивать свободу заключать трудовой договор сильнее, чем это предлагает Джулиан Санчес. Но мы воспринимаем подчинённость и иерархию как явления нежелательные. И мы желаем уменьшить, насколько это возможно, материальные трудности, которые способствуют вступлению трудящихся в подобные авторитарные отношения.
При капитализме — в отличие от освобождённого рынка — государство делает средства производства искусственно редкими и дорогими для работников, и поднимает порог комфортного существования, в результате чего работники становятся искусственно зависимы от работы за зарплату.
Государство навязывает искусственные права собственности и искусственные дефициты, например так называемую «интеллектуальную собственность» (источник наценки в 150 долларов на кеды Nike, производство которых стоит 5 долларов) и право заочно владеть незанятой и необработанной землёй. Оно организует экономику в так называемые олигопольные картели с «кусачими» ценами (вероятно, около 20% увеличения цен в большинстве отраслей) и крайне неэффективными и затратными методами производства. Оно навязывает входные барьеры для самозанятости, вздувая потребности в капитале для производства, с помощью таких вещей как правила «безопасности», криминализирующие использование обычных домашних средств производства, и законы о зонировании, криминализирующие домашние микропредприятия. Оно препятствует комфортному существованию, способствуя образованию пузырей на рынке недвижимости и криминализируя конкуренцию со стороны местных строительных технологий.
Экономическая эксплуатация возможна лишь тогда, когда конкуренция со стороны возможности самозанятости блокирована и работа за зарплату становится единственным доступным вариантом в городе. Также как британское государство вступило в сговор с работодателями во времена огораживания для перекрытия доступа к естественным возможностям, так и современные работодатели при корпоративном капитализме используют государство, чтобы огородить естественные возможности и превратить их в источник ренты. Общий эффект состоит в увеличении доли потребностей, которые должны быть удовлетворены за счёт наёмного труда, а не самозанятости либо неофициального или домашнего сектора, и в увеличении числа людей, ищущих найм, в сравнении с числом доступных рабочих мест. Следовательно, работников вынуждают конкурировать за работу на рынке покупателя.
На освобождённом рынке, где будут упразднены все эти искусственные права собственности и искусственные дефициты, ситуация станет противоположной. Многие люди, получив возможность, полностью покинут наёмный труд, а каждому домохозяйству будет требоваться меньше получателей зарплаты для получения достаточного дохода; тем, кто продолжит работать за зарплату, будет нужно работать меньше часов для обеспечения себя в неофициальной экономике, а миллионы людей смогут уволиться раньше. Работодатели обнаружат, что им придётся конкурировать за труд, а не наоборот, в то время как для рабочих материальные нужды отступят от стола переговоров, поскольку они смогут жить на свои собственные ресурсы, ожидая предложений, которые им понравятся больше.
Если вкратце, государство — друг работодателя и враг рабочего. Освобождённый от государства рынок означает и свободу рабочего от наёмного рабства.
Статья впервые опубликована Кевин Карсон, 14 апреля 2012.
Перевод с английского Tau Demetrious.
